— Ты в порядке, приятель? — крякнул капрал.

— Нет, — сразу же ответил Тарнболл. И тут же, едва переводя дыхание:

— Да. Я... со мной все в порядке. Поскользнулся, вот и все. Мокрый тротуар. — Он пожал плечами, усмехнулся, попытался вернуть взбаламученные чувства в какое-то подобие упорядоченности.

Капрал кивнул, сузив глаза:

— Таким он и становится, когда идет дождь, — заметил он. — Так что же здесь происходит? — И взглянув на оружие на плече у Тарнболла, еще больше нахмурился. — Вы ведь военный, верно? Может быть, лягушатник?

Это дало Тарнболлу возможность отбрехаться.

— Брит, — тут же поправил он. И, гадая, какое же полагается наказание за незаконное присвоение себе офицерского звания в разделенном городе, который официально все еще считался оккупированным:

— Я — полковник Джек Тарнболл из разведкорпуса. — Потому что, он, конечно же, не имел такого чина ни сейчас, ни вообще когда-либо.

Капрал чуть выпрямился и отпустил руку спецагента:

— Да, сэр! — рявкнул он, и снова посмотрел на Тарнболла. — Э, это как-то связано с той военной игрой, которую проводят на стадионе? — Он имел в виду Олимпийский стадион 1938 года, штаб-квартиру английского сектора Берлина. Еще одна возможность отбрехаться.

— Вы хорошо осведомлены, капрал, — одобрительно произнес спецагент. — Я и не подозревал, что американцам известно об этом... Но да, я лидер команды «беглецов в розыске». — Что в некотором смысле могло быть близко к истине.

Капрал покачал головой.

— Ну, слыхал я, что вы, бриты, играете жестоко, но... — Он снова покачал головой, окинув взглядом Тарнболла. — В любом случае, могу ли я что-нибудь для вас сделать, сэр? Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Нет, — покачал головой Тарнболл и снова передумал:

— Ну, есть одна малость.

— Да, сэр?

— У вас есть с собой полицейский блокнот?

— Да, сэр, — и извлек его.

— Мне нужно доказательство, что я был здесь, — пояснил ему Тарнболл. — Своего рода график движения, контрольный пункт, понимаете?

— Разумеется. Так что же я могу сделать?

— Запишите: "Видел полковника Джека Тарнболла около банхоффа [18]  «Шарлоттенберг», Берлин", — продиктовал спецагент. — И проставьте дату и время, а потом распишитесь. — И когда капрал закончил:

— А теперь вырвите эту страничку и отдайте ее мне.

— Э-э? — нахмурился рослый ВП. — Но, полковник, это же будет повреждением официального документа, сэр.

Тарнболл кивнул.

— Это ничего — я распишусь на следующей страничке, как изъявший. Сколько у вас вообще-то подписей полковников, капрал?

— Ни одной! — усмехнулся тот. — Вплоть до этой минуты.

Тарнболл взял вырванный из блокнота листок, посмотрел на время и дату: 18:00 часов, 24 апреля 1970 года. И это решало вопрос. Но теперь он покачнулся, когда до него, наконец, дошло все, что вытекало из данной ситуации. И громадный капрал участливо спросил:

— Вы уверены, что с вами все в порядке, сэр полковник?

«Нет, черт возьми!» — хотел сказать Тарнболл, но сказал вместо этого:

— Да, я в порядке. Просто устал и проголодался. — Он похлопал себя по карманам. — Беглецам ведь не выдают каких-то денег, понимаете?

Капрал откинул в сторону полу плаща, вынул пачку денег и усомнился:

— А разве это не будет считаться нечестным?

— Вовсе нет, — заверил его Тарнболл. — Это называется инициативой. А уж чего-чего, а ее-то у меня в избытке. — «Чертовски верно!»

— Двадцати хватит?

Двадцать дойчмарок? В Берлине 1970 года? Несколько кружек пива, чертовски хорошая закуска, место в «клоповнике» и завтрак на следующее утро — ну, если будет какое-то следующее утро. Но он для виду принялся отнекиваться:

— Нет, я не могу этого сделать, — отказался было Тарнболл, и спросил себя: «Что? Почему бы, и нет, черт возьми? Он же не настоящий! Он лишь то, как мне запомнилась обстановка, вот и все».

— Разумеется, можете, сэр полковник. Я хочу сказать, для меня это будет честью. Моя фамилия у вас на листке есть. Когда игра закончится, вы можете прислать мне двадцатку.

— Вы чертовски хороший парень, капрал, — пожал ему руку спецагент.

— И может быть, я смогу вас куда-то подбросить? — Рослый негр кивнул на улицу, на стоящий там, у тротуара, «воронок» ВПСШ. И Тарнболл сразу же понял, куда ему хочется отправиться больше всего на свете и прямо сейчас. О, ему действительно хотелось бы отправиться туда, где бы там ни находилась Миранда. Но, поскольку он даже не знал, где это, то должно сойти и то, другое местечко. Пиво, закуска, «клоповник» и завтрак, все в одном флаконе. Если дело протянется столь долго. Если не случится ничего, мешающего ему протянуть столь долго.

— Э, «Альт Дойчехаузе»? — вопросительно посмотрел он на капрала.

И негр снова нахмурился:

— То заведение? Туда не положено ходить военным, сэр полковник.

— Верно, — согласился Тарнболл. — Именно потому-то никто и не будет ожидать обнаружить меня там. И это мой следующий контрольный пункт. Он здесь как раз по пути, понимаете? Но, видите ли, я не могу позволить себе, чтобы меня увидели входящим туда. Эй, гляньте-ка на меня! Ведь сразу же видно, что я из «беглецов»?

Капрал помог ему забраться в машину, своего рода «черный воронок», и сам занял сиденье водителя. Позади них, в клетке, составлявшей основную массу этого автофургона, двое сильно избитых чернокожих солдат в форме, американцы, глянули на Тарнболла через забранное стальной решеткой окошечко.

— Дерьмо, — выругался под нос один из них. — Нас там, куда не положено ходить, забирают, — а его туда доставляют!

— Привилегия звания, солдат, — уведомил его Тарнболл и задвинул дверку окошечка у него перед носом.

А затем, обращаясь к капралу:

— Именно потому-то вы и здесь, в английском секторе? Забрать этих двоих? Где они гуляли?

— Там, где им бывать не полагалось, — усмехнулся во весь рот капрал. — Они были в «Альт Дойчехаузе», сэр полковник!

Тарнболл кивнул и поинтересовался:

— И это вы их так отделали?

— Минимум силы, сэр, — пожал плечами капрал. Они в самоволке, набрались пива и сопротивлялись при аресте.

— Хорошая работа, — снова кивнул Тарнболл. И сильно порадовался, что полевое обмундирование на нем английское. — Но скажите-ка мне кое-что: почему вы не проверили мое удостоверение? Ведь при всем, что вам известно, вы, возможно, помогаете преступнику.

— У-у, — покачал громадной головой американец. — Когда вы сказали, что служите в Разведке, я сразу понял, что так оно и есть. Вон тот автомат? Английский?

Понимаете, я немного разбираюсь в автоматах: «Имеешь автомат, будешь путешествовать», улавливаете? — но такого я никогда раньше не видывал. Специальное оружие для элитного корпуса, верно? И в любом случае, будь вы преступником, то как, черт возьми, вы по-вашему сумеете остаться на воле в Берлине, а? И как выберетесь отсюда? Никак, сэр полковник. Берлин — это, черт возьми, самая большая тюрьма в мире!

— Вы — украшаете собой ВП, капрал, — похвалил его Тарнболл. — Да и все равно никакого удостоверения у меня нет. Противник хватает «беглеца», обнаруживает его удостоверение, и он конченный человек. Особенно полковник разведкорпуса.

И капрал понимающе кивнул.

— Мне вполне ясно, как такое получится, сэр. Да, сэр!

И через несколько минут он высадил Тарнболла у «Альт Дойчехаузе»...

«Альт Дойчехаузе» был одним из тех заведений. В юности оно завораживало Тарнболла. Ведем речь о «Kultur»? В мире, который он временно (как он надеялся) оставил, если бы кафе «Жесткая Попса» назвали «Жесткая Попка» и соответственно декорировали, то какой-нибудь «Альт Дойчехаузе» нашелся бы в любом крупном городе или столице западного мира. И Тарнболл знал, что действительно несколько таких притонов имелось здесь, в Берлине, и в Сохо, и на Стрейт-стрит или «Кишке» в Ла-Валетте, и в Гамбурге, и в Париже, и так далее, и тому подобное. Знал потому, что часто посещал большинство из них. Э-э, по долгу службы, конечно же.