Весь фокус состоял в том, чтобы позволить Джиллу верить, что узловую точку активировал он, и еще важнее — гарантировать, что он и его группа не выйдут из текучего состояния в центре управления. Потому что при нормальных обстоятельствах вышло бы именно так: данная процедура сама по себе «идентифицировала» оператора, который затем медленно и автоматически оказался бы выдворенным в центр управления. Конечно, в случае с Джиллом шансы, что такое случится, были миллиард к одному...

За исключением того, что это едва не случилось! Самый худший момент Сит пережил, когда Джилл действительно добился связи с узловой точкой, ментального взаимопонимания, когда на секунду, показавшуюся Ситу часом, все выглядело так, словно он примет командование синтезатором.

Только мгновенная реакция Сита, его контркоманда об «ошибочном разрешении» спасла положение. Синтезатор узнал его, как истинного оператора, и он возник из текучего состояния в центре управления, в то время как Джилл и остальные были выдворены и изолированы в свободном пространстве. Но этот эпизод лишь подтвердил самые худшие подозрения Сита, что Джилл и впрямь человек опасный.

Ну, все к лучшему. И, несмотря на утверждение Гыса У Калька, или, наверное, именно из-за его заявления, что Джилл — это не более, чем «холоднокровная двуногая форма жизни», совершенно недостойная любого вида вендетты, Сит все же испытывал гордость — даже злобную гордость дерзающего — от своей решимости вторично бросить вызов неожиданно прорезавшемуся умению Джилла. Да, бросить вызов, разбить и уничтожить его. И всех его коллег вместе с ним.

И средства для этой цели находились теперь прямо под рукой.

Держа своих пленников в изоляции, Сит получил доступ к своим старым файлам и синтезировал конструкцию, задействованную в прошлый раз. Конструкцию в виде человека, систему ВМД и оружие в одном флаконе.

Чтобы Спенсер Джилл, увидев его, сразу понял бы, с чем и с кем он столкнулся. Во всяком случае, теперь кое-что из этого он поймет.

Но в качестве прелюдии... почему бы не дать этим новичкам, самым последним из последователей Джилла, испробовать грядущих вещей? Потому что Джордж Уэйт, Фред Стэннерсли и эта самка, Миранда Марш пока еще не видели ничего из легиона ужасов, спрятанных в пространствах между пространствами, в предпространственном сердце Дома Дверей.

Да и одновременно с их посвящением Спенсера Джилла заставят понять, что он не был и никогда не будет тут за старшего...

Барни не стал задерживаться. Теперь, когда Джилл следовал за ним, пес, казалось, собирался куда-то попасть. Это уж Джиллу требовалось не упускать его из виду. Что же касается остальных, то они по мере сил старались поспевать за ним. Анжела и Джек Тарнболл служили посредниками, зная, как важно держаться вместе — не позволять их группе разделиться, — они образовали главные звенья в человеческой цепочке: Джилл впереди, бегущий по пятам, или по подушечкам лап, за Барни, рослый спецагент ярдах в пятидесяти позади него, Анжела — еще в пятидесяти за ним, а остальные — далеко позади, но всегда в пределах видимости. Это требовало умения постоянно держать их в поле зрения.

Джилл не вполне узнавал местность или маршрут, которым следовал Барни. Но в любом случае, он не горел желанием сориентироваться в среде настолько идущей вразрез с его мирскими представлениями о машинах.

Он не мог даже быть уверенным в том, что «местность» — подходящее слово, равно как и «ландшафт», если уж на то пошло. Машинография? Ну, может быть. Металлошафт? Здесь нет ничего, что хотя бы намекало на земную топографию!

Тем не менее, по мере того как шло время, Джилл мерил землю — нет, металл! — шагами, он начал замечать то или иное приметное сооружение, задевавшее какую-то струнку в его памяти. Например, там, позади и одним машинным уровнем выше, опрокидывающаяся вагонетка с крышкой. (Опять бред: какой прок от вагонетки там, где весь мир состоит из металлического мусора? ) Это могло быть то оцинкованное стальное ведро, где они с Барни спали в ночь его второго визита в мир машинерии.

В тот раз Джилл побывал здесь один — или они с псом побывали одни, — и это был очень важный визит, когда он впервые узнал, как можно связаться или скоординироваться с фонской технологией. Во всяком случае, кое-что об этом узнал. Так почему же он не мог добиться связи сейчас? Главным образом, потому, полагал он, что это был синтезированный, нереальный мир его собственных наихудших кошмаров. Короче говоря, здесь было не с чем связываться.

В тот, другой раз, он сумел докопаться до принципов действия фонского оружия, принесенного им с собой из реального, из своего собственного мира. Но сейчас, в этом месте — в этом нереальном месте — вся технология являлась не правильной.

Взять, к примеру, вон ту кучу ржавых шестидюймовых винтов прямо впереди. Они наверняка окажутся точь-в-точь такими же, как остальной утиль в этом безумном месте, совершенно бесполезными. Он мимоходом схватил один винт, дал на миг глазам и разуму поиграть с ним и в отвращении отбросил прочь. Половина длины — левая нитка резьбы, а оттуда до головки — правая, и никакого шлица для отвертки. Бессмыслица...

Всего на миг-другой внимание Джилла отвлекалось на винт, именно этого он и пытался избежать.

Барни!

Ну а где же, черт возьми, Барни?

А прямо впереди и выше та высящаяся, бессмысленная куча сваленных как попало лесов, опасно кренящаяся к внешнему провалу. Джилл терялся в догадках: узнает ли он ее? Если да, то он прав. Он знал, куда направлялся Барни. И он снова мысленно перенесся в тот последний раз, когда был здесь.

Он тогда придерживался мнения, которое осталось с ним до сих пор, что Барни — это не просто любой старый гончий пес. Он был рабочей собакой егеря — ближайшим другом, спутником и сторожевым псом охотника. И к тому времени, когда Барни вступил в контакт с Джиллом и первой группой испытуемых людей, похищенных Ситом-фоном и забранных в Замок, он уже два долгих года сам по себе вел борьбу за существование во многих мирах Дома Дверей.

Так что Джилл часто гадал: какие же тайны заперты в мозгу Барни? И как он желал бы иметь возможность поговорить с собакой. Но речь — не единственное средство общения. Хэмиш Грив, прежний хозяин Барни, должно быть, пользовался несколькими средствами: смесью свистов, сигналов и устных команд. И поскольку старик работал егерем, Барни вполне мог быть натаскан на птиц или идти по следу зверя — любому из множества вещей, о которых Джилл ничего не знал. Но существовала, по крайней мере, одна вещь, в которой Джилл был уверен: интеллект у пса намного выше среднего.

И в этом он оказался прав.

Через более высокие уровни ржавеющего, разлагающегося машинного города или фабрики они пробирались к давно известному Барни месту. Пес показывал дорогу. Даже если бы Джилл и не последовал за ним, пес все равно продолжил бы путь сам по себе. Хотя бы потому, что он в отличие от Джилла нуждался в еде.

Барни оказался здесь по ошибке, и Сит-фон не подверг его обработке, изменению. Короче, он был чистой, настоящей собакой, а собаки без еды становятся голодными. И пес знал, что в некоторых из реконструированных синтезатором миров найдется неплохая еда.

Наконец они добрались до намеченной псом цели: одного из гигантских телеэкранов. Он, казалось, ничем не отличался от остальных, но был иным. Экран заполняли инопланетные помехи в виде цветовых пятен, смешивающихся в огромную спираль, словно какую-то странную «Галактику» художника сюрреалиста. И защищающая экран от случайных повреждений... электрифицированная решетка, конечно же.

Пригнув хвост и вздыбив шерсть, Барни осторожно пролез через смертельные квадраты решетки и остановился перед огромным экраном в типичной позе собаки, натасканной на птиц. Там он и стоял, застыв от кончика носа до хвоста, словно завороженный медленным, монотонным искажением смешанных цветов в их бессмысленном движении, заставляя Джилла пересмотреть свой взгляд: возможно, оно в конце концов и не было бессмысленным.